однажды я достаточно случайно познакомился с калмычкой... она выросла в каком-то селе с невыговариваемым названием, кажется начинающемся на букву Ы... за бутылкой вина мы проговорили всю ночь... у нее были красивые чёрные глаза, ведущие в пустоту, и в её по-японски пустой комнате совершенно обыденно и просто лежала большая спираль сандаловой нити...
она рассказывала про детство в степях, про табуны лошадей, про калмыцких бабулек, по выходным двигающимся в сторону массивных серо-малиновых храмов с крышами, делающими вид, что они вот-вот взлетят.. она говорила про буддизм вполне просто и обыденно... для нее все эти темы были так же естественны как перекошенные кресты полуразрушенных церкей среди упавших заборов и зарослей крапивы наших деревушек..
почему-то та ночь для меня стала такой же значимой, как и не менее закономерная встреча и 15 минутный разговор в полузаброшеном пригороде Питтсбурга с буддистким монахом из Калифорнии. у меня были вопросы. у него были ответы. точнее их отсутствие. точнее их присутствие. во мне.
она рассказывала про детство в степях, про табуны лошадей, про калмыцких бабулек, по выходным двигающимся в сторону массивных серо-малиновых храмов с крышами, делающими вид, что они вот-вот взлетят.. она говорила про буддизм вполне просто и обыденно... для нее все эти темы были так же естественны как перекошенные кресты полуразрушенных церкей среди упавших заборов и зарослей крапивы наших деревушек..
почему-то та ночь для меня стала такой же значимой, как и не менее закономерная встреча и 15 минутный разговор в полузаброшеном пригороде Питтсбурга с буддистким монахом из Калифорнии. у меня были вопросы. у него были ответы. точнее их отсутствие. точнее их присутствие. во мне.
-
-
13.08.2004 в 21:27